если долго-долго лежать на диване, то рано или поздно мимо проплывет твоя мотивация
Седьмой год близнецов. Темные силы усиливают свое влияние. Для братьев приходит пора выбора. Каким он будет. Темный Гарри (навсегда?). Слеш.
1. Рассвет.
читать дальшеМинистр откинулась в кресле и устало потерла глаза. Хоть было лишь слегка за полночь, усталость ломила каждую ее кость. Слова на лежащем на столе пергаменте давно уже потеряли всякий смысл и расплывались перед глазами.
Она схватила чашку и сделала большой глоток, тут же скривившись от отвращения – кофе давно остыл. Министр перевела взгляд на камин и вздохнула.
Ужасный месяц. Ужасный месяц страшного года. Мирные звезды в заколдованном окне кабинета были всего лишь красивой иллюзии. На самом деле, и она слишком хорошо знала это, весь север Англии окутывал густой туман. Мутный, холодный туман, заползавший в любые щели. Министр вздрогнула и глубоко вздохнула.
Она обязана поговорить с премьер-министром. Тот тоже не спал, об этом минутой раньше ей сообщил Альберт. Министр знала, что ему так же, как и ей не дают спать происходящие в стране инциденты, касающиеся обоих миров. Она взглянула на портрет лягушкоподобного волшебника и опять отвернулась к столу. Она знала, что поговорить с премьер-министром необходимо еще сегодня, но все в ней противилось этой встрече. Она боялась видеть вспыхивающий в его глазах страх.
Она все еще слишком хорошо помнила их первую встречу. Разумеется, он уже знал о волшебном мире и неоднократно беседовал с Фаджем. Кстати, тогда она поняла, что Фадж произвел на маггла не слишком хорошее впечатление, и намеривалась показать себя лучше своего предшественника. Они поговорили, выпили чаю, и она даже почувствовала некоторую гордость, что, несмотря на неприятную новость о нападении на Азкабан и новом побеге узников, беседа между ними до конца оставалась такой же приятной, как и в начале. Тогда она все еще надеялась, что они смогут коллегиально и по-дружески сотрудничать. Кто же знал, что все окончится так ужасно.
Теперь, при каждом ее визите, премьер шарахался от нее, как от Грима или всадника Апокалипсиса. Хуже всего было понимание, что у него есть причины для этого страха перед ней – вечно приносящей беду.
Ее полукнизл, кажется, почувствовал беспокойство хозяйки, он поднялся с подушки у книжного шкафа и принялся с мурлыканьем тереться о ноги. Министр машинально взяла кота на колени.
В такие дни, как этот, она страстно желала никогда не занимать министерское кресло.
Наверное, были и просветы. Все пророчило, что оборотни встанут на ЕГО сторону, но найденный прошлой осенью труп одного из пользующихся дурной славой вожаков, изуродованный самым немыслимым способом, исказил все расчеты. Пошли слухи о войне между стаями. Кажется, волки были слишком заняты собственными проблемами, чтобы беспокоиться о делах волшебников. После поражения у Азкабана Дамблдор умудрился повести дела так, что некоторые из великанов согласились остаться нейтральными.
В такие времена нужно быть благодарным и самой крохотной удаче.
Естественно, что общественность имела другое мнение. Дня не проходило без того, чтобы какой-то самоназначенный стратег не утверждал, что был бы намного лучшим министром. Они из шкуры лезли, чтобы откапывать ее мельчайшие ошибки и распространять великолепнейшие теории и предложения. Она не раз была на грани того, чтобы закричать им в лицо: «Так и делайте же сами! Тогда посмотрим, сможете ли вы лучше!».
На нее трижды покушались, дважды уже после назначения министром. И она не была такой глупой, чтобы не признавать, что жива лишь благодаря невероятной удаче. Часто она просыпалась вся в поту. Авроры стояли даже у дверей ее спальни.
В первую войну она потеряла брата и родителей, а три дня назад похоронила последнего члена семьи. Читая надгробную речь, она выглядела почти мертвой. Пустые слова о мужестве павших и сплоченности живых. Произнося их, она ощущала отвращение к себе. Убеждала в уверенной надежде, что убийства скоро прекратятся, зная, что это ложь. Она должна была лгать лучше других и лучше самой себя.
Полукнизл ткнулся в нее головой, и она опять погладила его, только сейчас заметив, как дрожит ее рука.
Она была такой уверенной, целеустремленной, исполненной чувством долга. Когда на следующий день после ее назначения, ей на стол лег пергамент со списком абсурдных требований Пожирателей Смерти и их безумного господина, она порвала его со смесью справедливого гнева и удовлетворения. Тогда она поклялась, что не уступит никогда, чего бы это ей не стоило.
А теперь она видела свою семнадцатилетнюю племянницу и молнию зеленого цвета, и как она падает с выражением недоумения на лице. Девочка даже не должна была быть там. Проклятие предназначалось министру.
Министр знала ведьму, сделавшую это. Секретарша из бюро Международного Сотрудничества, тихая девушка с мышьим личиком, не замечаемая никем до того момента пока она не подняла палочку, чтобы убить. Авроры не успели остановить ее, и теперь юная девочка была мертва, а старая одинокая женщина все еще жила и проклинала Норний.
Министр сжала губы, но внезапно ее усталость стала огромной, и вал, выстроенный вокруг ее сердца, распался на пыльные крохотный куски. Она почувствовала себя одинокой, как никогда раньше. Дрожа, он вжалась лицом в мягкую шкурку ее кота, который молча терпел влагу ее слез.
*** ***
Холодным сентябрьским утром Тигрис проснулся очень рано и заснуть больше не смог. Наконец, он перестал перекатываться с боку на бок и встал. Теперь он бесцельно бродил по утреннему саду, убивая оставшееся до завтрака время. Узкие, выложенные камнем тропинки лабиринтом вились сквозь кусты и цветочные клумбы. Тигрис был уверен, что они складываются в странные, понятные лишь садовникам, арифматические символы. До завтрака оставалось совсем недолго. Птицы в кустарнике живой изгороди только что проснулись, и взлетали с негодующими криками при его приближении.
Наконец он достиг каменного фонтана. Ограда бассейна состояла из выветренных временем каменных блоков, но вода была чистой. Тигрис сел на край фонтана и коснулся прохладной воды. Вспугнутые его движением водомерки ринулись под защиту водяных лилий, цветущих в центре фонтана. Тигрис пристально смотрел на свое немного искаженное отражение. Прямо в задумчивые льдисто-синие глаза.
Он рассматривал себя, постепенно погружаясь в воспоминания. Год назад это лицо казалось ему чужим. Теперь он почти забыл, как это – смотреть в другое лицо. Зеленоглазое, более юное и невинное другое лицо. Он оставил это за спиной так же, как и много вещей другой жизни, которая больше не была его.
Вспоминая о прошедших месяцах, Тигрис не ощущал раскаяния. Гарри Поттер был символом, абстрактной фигурой. Если кто-то и убил его, то он сам. Он никогда бы не смог стать тем, что от него ожидалось другими. Он был настолько уверен в этом, насколько точно знал, что после дня приходит ночь, а вещи падают вниз, а не вверх. Это не было его природой. В его время в Гриффиндоре он не был честолюбив. Ни Гриффиндор ни Дамблдор не содействовали честолюбию. Слизерин одобрял его. Было время, когда Тигрис презирал честолюбие, теперь он больше не стыдился собственного. Он представлял, что честолюбие это что-то иное, ведь он же не стремился к власти, влиянию, славе или бессмертию. Нет, он стремился к знанию. Можно было напомнить, что знание тоже власть, и Тигрис не собирался оспаривать это утверждение. Но это особенная форма власти. То, что никогда не смог оценить Гарри Поттер, наивный глупец, которым он был.
Тигрис шевельнул пальцами, и отражение исчезло, разбитое маленькими волнами. Он улыбнулся.
Гарри Поттер был мертв, а Тигрис Малфой жил и собирался начать свой последний учебный год в Хогвартсе. И это было правильно – ведь слабые всегда умирали, оставляя дорогу сильнейшим.
Шелест прервал его мысли. Из-за кустов выступила его мать и улыбнулась.
- Сад сказал мне, что я найду тебя здесь. Пойдем в дом, время завтракать.
Тигрис кивнул и поднял книгу, которую положил на край фонтана. Он намеревался читать, но атмосфера сада оказалась заманчивей.
Мать с любопытством взглянула на заголовок.
- Essayer d’obtenir le renouveau? Я и не знала, что ты владеешь французским.
Он бегло вспомнил время, когда знание этого языка считалось само собой разумеющейся вещью.
- Я выучил его в прошлом году.
Она удивленно подняла брови.
- Ты выучил его сам. Удивительно.
- Мне помогали, - уклончиво ответил Тигрис. – Отец и Драко уже проснулись?
- Да. Они встали вскоре после меня.
Они молча шли к дому, а мысли Тигриса уходили от его прошлого, сосредотачиваясь на будущем.
*** ***
- Рон! Джинни! Гермиона! Скорей, а то опоздаете на поезд!
- Да, мама! – Джинни улыбнулась Гермионе. – Так чудесно видеть ее опять нормальной. Этим мы обязаны только тебе.
Гермиона смущенно отвела взгляд.
- Но я же совсем ничего не сделала.
- Нет, сделала. – Джинни взяла ее под руку. – Без тебя Гестия никогда бы не вошла в дом Поттера. Ее помощь маме была такой значительной, что я и не поверила бы чьим-то словам. Мама стала совсем другим человеком.
Гермиона притянула Джинни к себе.
- Тогда ты должна благодарить Гестию, а не меня.
Джинни улыбнулась.
- О, я благодарна Гестии, но и тебе тоже. Это было лучшим летом в моей жизни.
Гермиона ощутила, как в лицо ударила кровь и низко опустила голову, чтобы скрыться за прядями волос. В такие моменты она радовалась, что они у нее такие длинные и лохматые.
- Гермиона, я могу поговорить… с тобой?
Она увидела стоящего рядом Рона и холодно ответила.
- Нет ничего, что ты не можешь сказать при Джинни.
Рон прикусил губу. Очевидно, он собирал все свое мужество, редкая картина.
- Я хотел попросить прощения, - начал он, опустив глаза. – В прошлом году я был, действительно отвратительной личностью, и мне жаль… И… я хотел поблагодарить тебя за все, что ты сделала для мамы.
- А у Малфоя ты тоже будешь просить прощения? – Спросила она.
Рон сжал губы и засопел.
- Я не горжусь своим поступком, Гермиона, правда, нет, но…
- Но? – Сердито поторопила она его.
Рон явно боролся с собой.
- Я не вижу в этом смысла, но если наша дружба стоит этого, то я буду просить у него прощения.
Выглядело так, как будто Рон почти сломал себя, выговаривая это признание.
Гермиона улыбнулась.
- Рон, ты и вправду был ужасен, но если ты действительно сделаешь это, я прощу тебя.
Рон с облегчением вздохнул и тоже улыбнулся.
- Думаешь, что у нас еще может быть шанс? Хоть когда-нибудь?
В ней что-то замерло, и она неосознанно притянула Джинни ближе к себе.
- Нет, мне жаль Рон, но боюсь, что нет.
Она опасалась, что он взорвется и умчится прочь, но его улыбка не пропала.
- Жаль. Я был почти уверен в этом, но решил спросить.
Теплое чувство опять вернулось к ней, и она счастливо улыбнулась. Кажется, год обещает быть лучше, чем предыдущий. Отличный год.
1. Рассвет.
читать дальшеМинистр откинулась в кресле и устало потерла глаза. Хоть было лишь слегка за полночь, усталость ломила каждую ее кость. Слова на лежащем на столе пергаменте давно уже потеряли всякий смысл и расплывались перед глазами.
Она схватила чашку и сделала большой глоток, тут же скривившись от отвращения – кофе давно остыл. Министр перевела взгляд на камин и вздохнула.
Ужасный месяц. Ужасный месяц страшного года. Мирные звезды в заколдованном окне кабинета были всего лишь красивой иллюзии. На самом деле, и она слишком хорошо знала это, весь север Англии окутывал густой туман. Мутный, холодный туман, заползавший в любые щели. Министр вздрогнула и глубоко вздохнула.
Она обязана поговорить с премьер-министром. Тот тоже не спал, об этом минутой раньше ей сообщил Альберт. Министр знала, что ему так же, как и ей не дают спать происходящие в стране инциденты, касающиеся обоих миров. Она взглянула на портрет лягушкоподобного волшебника и опять отвернулась к столу. Она знала, что поговорить с премьер-министром необходимо еще сегодня, но все в ней противилось этой встрече. Она боялась видеть вспыхивающий в его глазах страх.
Она все еще слишком хорошо помнила их первую встречу. Разумеется, он уже знал о волшебном мире и неоднократно беседовал с Фаджем. Кстати, тогда она поняла, что Фадж произвел на маггла не слишком хорошее впечатление, и намеривалась показать себя лучше своего предшественника. Они поговорили, выпили чаю, и она даже почувствовала некоторую гордость, что, несмотря на неприятную новость о нападении на Азкабан и новом побеге узников, беседа между ними до конца оставалась такой же приятной, как и в начале. Тогда она все еще надеялась, что они смогут коллегиально и по-дружески сотрудничать. Кто же знал, что все окончится так ужасно.
Теперь, при каждом ее визите, премьер шарахался от нее, как от Грима или всадника Апокалипсиса. Хуже всего было понимание, что у него есть причины для этого страха перед ней – вечно приносящей беду.
Ее полукнизл, кажется, почувствовал беспокойство хозяйки, он поднялся с подушки у книжного шкафа и принялся с мурлыканьем тереться о ноги. Министр машинально взяла кота на колени.
В такие дни, как этот, она страстно желала никогда не занимать министерское кресло.
Наверное, были и просветы. Все пророчило, что оборотни встанут на ЕГО сторону, но найденный прошлой осенью труп одного из пользующихся дурной славой вожаков, изуродованный самым немыслимым способом, исказил все расчеты. Пошли слухи о войне между стаями. Кажется, волки были слишком заняты собственными проблемами, чтобы беспокоиться о делах волшебников. После поражения у Азкабана Дамблдор умудрился повести дела так, что некоторые из великанов согласились остаться нейтральными.
В такие времена нужно быть благодарным и самой крохотной удаче.
Естественно, что общественность имела другое мнение. Дня не проходило без того, чтобы какой-то самоназначенный стратег не утверждал, что был бы намного лучшим министром. Они из шкуры лезли, чтобы откапывать ее мельчайшие ошибки и распространять великолепнейшие теории и предложения. Она не раз была на грани того, чтобы закричать им в лицо: «Так и делайте же сами! Тогда посмотрим, сможете ли вы лучше!».
На нее трижды покушались, дважды уже после назначения министром. И она не была такой глупой, чтобы не признавать, что жива лишь благодаря невероятной удаче. Часто она просыпалась вся в поту. Авроры стояли даже у дверей ее спальни.
В первую войну она потеряла брата и родителей, а три дня назад похоронила последнего члена семьи. Читая надгробную речь, она выглядела почти мертвой. Пустые слова о мужестве павших и сплоченности живых. Произнося их, она ощущала отвращение к себе. Убеждала в уверенной надежде, что убийства скоро прекратятся, зная, что это ложь. Она должна была лгать лучше других и лучше самой себя.
Полукнизл ткнулся в нее головой, и она опять погладила его, только сейчас заметив, как дрожит ее рука.
Она была такой уверенной, целеустремленной, исполненной чувством долга. Когда на следующий день после ее назначения, ей на стол лег пергамент со списком абсурдных требований Пожирателей Смерти и их безумного господина, она порвала его со смесью справедливого гнева и удовлетворения. Тогда она поклялась, что не уступит никогда, чего бы это ей не стоило.
А теперь она видела свою семнадцатилетнюю племянницу и молнию зеленого цвета, и как она падает с выражением недоумения на лице. Девочка даже не должна была быть там. Проклятие предназначалось министру.
Министр знала ведьму, сделавшую это. Секретарша из бюро Международного Сотрудничества, тихая девушка с мышьим личиком, не замечаемая никем до того момента пока она не подняла палочку, чтобы убить. Авроры не успели остановить ее, и теперь юная девочка была мертва, а старая одинокая женщина все еще жила и проклинала Норний.
Министр сжала губы, но внезапно ее усталость стала огромной, и вал, выстроенный вокруг ее сердца, распался на пыльные крохотный куски. Она почувствовала себя одинокой, как никогда раньше. Дрожа, он вжалась лицом в мягкую шкурку ее кота, который молча терпел влагу ее слез.
*** ***
Холодным сентябрьским утром Тигрис проснулся очень рано и заснуть больше не смог. Наконец, он перестал перекатываться с боку на бок и встал. Теперь он бесцельно бродил по утреннему саду, убивая оставшееся до завтрака время. Узкие, выложенные камнем тропинки лабиринтом вились сквозь кусты и цветочные клумбы. Тигрис был уверен, что они складываются в странные, понятные лишь садовникам, арифматические символы. До завтрака оставалось совсем недолго. Птицы в кустарнике живой изгороди только что проснулись, и взлетали с негодующими криками при его приближении.
Наконец он достиг каменного фонтана. Ограда бассейна состояла из выветренных временем каменных блоков, но вода была чистой. Тигрис сел на край фонтана и коснулся прохладной воды. Вспугнутые его движением водомерки ринулись под защиту водяных лилий, цветущих в центре фонтана. Тигрис пристально смотрел на свое немного искаженное отражение. Прямо в задумчивые льдисто-синие глаза.
Он рассматривал себя, постепенно погружаясь в воспоминания. Год назад это лицо казалось ему чужим. Теперь он почти забыл, как это – смотреть в другое лицо. Зеленоглазое, более юное и невинное другое лицо. Он оставил это за спиной так же, как и много вещей другой жизни, которая больше не была его.
Вспоминая о прошедших месяцах, Тигрис не ощущал раскаяния. Гарри Поттер был символом, абстрактной фигурой. Если кто-то и убил его, то он сам. Он никогда бы не смог стать тем, что от него ожидалось другими. Он был настолько уверен в этом, насколько точно знал, что после дня приходит ночь, а вещи падают вниз, а не вверх. Это не было его природой. В его время в Гриффиндоре он не был честолюбив. Ни Гриффиндор ни Дамблдор не содействовали честолюбию. Слизерин одобрял его. Было время, когда Тигрис презирал честолюбие, теперь он больше не стыдился собственного. Он представлял, что честолюбие это что-то иное, ведь он же не стремился к власти, влиянию, славе или бессмертию. Нет, он стремился к знанию. Можно было напомнить, что знание тоже власть, и Тигрис не собирался оспаривать это утверждение. Но это особенная форма власти. То, что никогда не смог оценить Гарри Поттер, наивный глупец, которым он был.
Тигрис шевельнул пальцами, и отражение исчезло, разбитое маленькими волнами. Он улыбнулся.
Гарри Поттер был мертв, а Тигрис Малфой жил и собирался начать свой последний учебный год в Хогвартсе. И это было правильно – ведь слабые всегда умирали, оставляя дорогу сильнейшим.
Шелест прервал его мысли. Из-за кустов выступила его мать и улыбнулась.
- Сад сказал мне, что я найду тебя здесь. Пойдем в дом, время завтракать.
Тигрис кивнул и поднял книгу, которую положил на край фонтана. Он намеревался читать, но атмосфера сада оказалась заманчивей.
Мать с любопытством взглянула на заголовок.
- Essayer d’obtenir le renouveau? Я и не знала, что ты владеешь французским.
Он бегло вспомнил время, когда знание этого языка считалось само собой разумеющейся вещью.
- Я выучил его в прошлом году.
Она удивленно подняла брови.
- Ты выучил его сам. Удивительно.
- Мне помогали, - уклончиво ответил Тигрис. – Отец и Драко уже проснулись?
- Да. Они встали вскоре после меня.
Они молча шли к дому, а мысли Тигриса уходили от его прошлого, сосредотачиваясь на будущем.
*** ***
- Рон! Джинни! Гермиона! Скорей, а то опоздаете на поезд!
- Да, мама! – Джинни улыбнулась Гермионе. – Так чудесно видеть ее опять нормальной. Этим мы обязаны только тебе.
Гермиона смущенно отвела взгляд.
- Но я же совсем ничего не сделала.
- Нет, сделала. – Джинни взяла ее под руку. – Без тебя Гестия никогда бы не вошла в дом Поттера. Ее помощь маме была такой значительной, что я и не поверила бы чьим-то словам. Мама стала совсем другим человеком.
Гермиона притянула Джинни к себе.
- Тогда ты должна благодарить Гестию, а не меня.
Джинни улыбнулась.
- О, я благодарна Гестии, но и тебе тоже. Это было лучшим летом в моей жизни.
Гермиона ощутила, как в лицо ударила кровь и низко опустила голову, чтобы скрыться за прядями волос. В такие моменты она радовалась, что они у нее такие длинные и лохматые.
- Гермиона, я могу поговорить… с тобой?
Она увидела стоящего рядом Рона и холодно ответила.
- Нет ничего, что ты не можешь сказать при Джинни.
Рон прикусил губу. Очевидно, он собирал все свое мужество, редкая картина.
- Я хотел попросить прощения, - начал он, опустив глаза. – В прошлом году я был, действительно отвратительной личностью, и мне жаль… И… я хотел поблагодарить тебя за все, что ты сделала для мамы.
- А у Малфоя ты тоже будешь просить прощения? – Спросила она.
Рон сжал губы и засопел.
- Я не горжусь своим поступком, Гермиона, правда, нет, но…
- Но? – Сердито поторопила она его.
Рон явно боролся с собой.
- Я не вижу в этом смысла, но если наша дружба стоит этого, то я буду просить у него прощения.
Выглядело так, как будто Рон почти сломал себя, выговаривая это признание.
Гермиона улыбнулась.
- Рон, ты и вправду был ужасен, но если ты действительно сделаешь это, я прощу тебя.
Рон с облегчением вздохнул и тоже улыбнулся.
- Думаешь, что у нас еще может быть шанс? Хоть когда-нибудь?
В ней что-то замерло, и она неосознанно притянула Джинни ближе к себе.
- Нет, мне жаль Рон, но боюсь, что нет.
Она опасалась, что он взорвется и умчится прочь, но его улыбка не пропала.
- Жаль. Я был почти уверен в этом, но решил спросить.
Теплое чувство опять вернулось к ней, и она счастливо улыбнулась. Кажется, год обещает быть лучше, чем предыдущий. Отличный год.
@темы: тени выбора
-
-
03.09.2008 в 18:37-
-
03.09.2008 в 19:12-
-
03.09.2008 в 21:22Амелия Боунс, если не ошибаюсь
геккон
Спасибо за перевод.
Как всегда, надеюсь на скорое продолжение....
-
-
04.09.2008 в 11:17Спасибо за продолжение.
Перевод, как всегда, просто великолепен!
-
-
04.09.2008 в 19:34Можно вопрос: а Становление продолжаться будет когданибудь????
-
-
04.09.2008 в 21:32Но присоединяюсь к вопросу DarkDagger о Становлении. Очень хочется наконец прочитать, чем закончится Ваш шедевр. Очень по нему соскучилась: перечитала его заново аж 2 раза.
Пожалуйста, ну напишите продолжение
-
-
05.09.2008 в 12:31P.S. Присоединяюсь по поводу Становления
-
-
11.09.2008 в 16:58Вы мое счастье!
Вчера скачала немецкий текст, безрезультатно пыталась наладить Промт по такому поводу, что бы хоть как то прочитать. А сейчас увидела начало перевода.
Спасибо огромное!
(Я еще не читала, простите, за флуд. Просто это так кстати)
-
-
16.09.2008 в 11:58Ну, начало положено. Теперь осталось только ждать!
-
-
26.01.2009 в 01:42